Замысел создания такого цикла, как «Сны поздней осени» пришёл ко мне, скажем так, внезапно, и несколько уже написанных мною произведений оказались целиком подходящими для включения в него. Именно поэтому объяснение происходящему даю здесь, в третьем сне, с которого начинается осознанное существование цикла.
«Трактат о чудесах» и «Мой вечерний атеизм» - своеобразные предтечи, и говорят сами за себя; авторские предисловия только испортят их. Итак, приступим.

Поздняя осень – это холод и блеклость красок, окончание багряной мистерии фэйри, время преддверия зимы, долгих вечеров и поздних зарниц.
Сны поздней осени исполнены магии и грёз их видящих, в них до Хай-Бресейла подать рукой, а до предательства Нимуэ – вечность неведения; в таких снах не существует преград и запретов, и легче лёгкого кажется дотянуться до чужой фэа, а рассвет далёк, бесконечно далёк, и всё ещё танцует в хороводе Дивный Народ, поёт, забыв великие печали свои, Златоокий, и Артур жив, и стал монахом Мордред, и бродят Эльдар по прекрасным землям Белерианда, и исцелилась Арда, а я, - увы, лишь спящая, - часть её.

О СВОБОДЕ
«Настоящий дар – всегда в ущерб себе»
Дж.Р.Р. Толкиен «Дети Хурина».

Говорят, свобода, как счастье, - состояние души. Абсолютной свободы нет и не будет, ну да что поделаешь, живём же ведь как-то, и неплохо живём, - без неё, без абсолютной…
Свобода бывает двух категорий: тёмная и светлая. Тёмная – это свобода прежде всего от собственной совести. Светлая – это свобода дарить. Что, и кому пожелаешь.
Я так и не поняла ещё до конца, согласна ли со словами Морвен, вынесенными мною в эпиграф, но одно мне ясно: настоящий дар – всегда часть дарящего. Он (дар) не требует отплаты, не протягивает руки, ожидая ответного подношения, его не отвергают и не забывают. Такой дар, словно лембас из рук владычицы Мелиан, - величайшая милость, признак доверия и близости. Когда тебе есть, что дарить любимому тобой – ты свободен.
У понятия свободы, само собой разумеется, есть и антипод: несвобода. Рабство. Прислужничество. Кабала.
Сказать по правде, никогда не понимала, что плохого в том, чтобы быть чьим-то подопечным, слугой, вассалом. Чем так претят нам слова «сюзерен», «лорд», «король»… Хватит ли вам мужества сказать всего четыре слова, поняв при этом их глубинный, старый, как мир, смысл: «Я служу моему королю». Моему. Королю. Я. Я – слуга, оруженосец, вассал. Плохо? Не звучит?.. Что же, мне жаль.
Мы все слишком увязли в демократии, в том странном, уродливом, в корне неправильном её проявлении, когда болезнь называют «высокими чувствами» и ставят вровень с любовью, предпочтение отдают калекам лишь оттого, что они калеки, а гениев предпочитают графоманам, ибо те «политкорректны». И действительно: быть слугой в ХХІ веке? Когда отменён феодализм? И, при всём при этом, ещё и слугой добровольным?! Нет уж, увольте…
Вся наша беда – в том, что мы сводим всё именно к рабству. Но что, если отойти от этой категории? У меня одна ассоциация: те одиннадцать, что пошли за Финродом Фелагундом… Были ли они рабами? Нет. Они были именно – вассалами, добровольно пожелавшие разделить участь своего государя. Так почему же служение – зло? Почему не идти за королём, если он достоин того? И даже на смерть…
Впрочем, что нам до того, что нам до подвигов Эдрахила. Ведь мы – демократы! Мы свободны! Боюсь, это отнюдь не светлая свобода…